Неточные совпадения
По правую сторону его жена и
дочь с устремившимся к нему движеньем всего тела; за ними почтмейстер, превратившийся в вопросительный знак, обращенный к зрителям; за ним Лука Лукич, потерявшийся самым невинным образом; за ним, у самого края сцены,
три дамы, гостьи, прислонившиеся одна к другой с самым сатирическим выраженьем лица, относящимся прямо к семейству городничего.
И вдруг всплывала радостная мысль: «через два года буду у меня в стаде две голландки, сама Пава еще может быть жива, двенадцать молодых Беркутовых
дочерей, да подсыпать на казовый конец этих
трех — чудо!» Он опять взялся за книгу.
Оказалось, что у Егора была семья,
три мальчика и
дочь швея, которую он хотел отдать замуж за приказчика в шорной лавке.
Полюбовавшись на приплод нынешнего года, который был необыкновенно хорош, — ранние телята были с мужицкую корову, Павина
дочь,
трех месяцев, была ростом с годовых, — Левин велел вынести им наружу корыто и задать сено за решетки.
Особенно приятно, как Павина
дочь будет уже краснопегою коровой, и всё стадо, в которое подсыпать этих
трех…
Вот он раз и дождался у дороги, версты
три за аулом; старик возвращался из напрасных поисков за
дочерью; уздени его отстали, — это было в сумерки, — он ехал задумчиво шагом, как вдруг Казбич, будто кошка, нырнул из-за куста, прыг сзади его на лошадь, ударом кинжала свалил его наземь, схватил поводья — и был таков; некоторые уздени все это видели с пригорка; они бросились догонять, только не догнали.
— Вот княгиня Лиговская, — сказал Грушницкий, — и с нею
дочь ее Мери, как она ее называет на английский манер. Они здесь только
три дня.
Герой, однако же, совсем этого не замечал, рассказывая множество приятных вещей, которые уже случалось ему произносить в подобных случаях в разных местах: именно в Симбирской губернии у Софрона Ивановича Беспечного, где были тогда
дочь его Аделаида Софроновна с
тремя золовками: Марьей Гавриловной, Александрой Гавриловной и Адельгейдой Гавриловной; у Федора Федоровича Перекроева в Рязанской губернии; у Фрола Васильевича Победоносного в Пензенской губернии и у брата его Петра Васильевича, где были свояченица его Катерина Михайловна и внучатные сестры ее Роза Федоровна и Эмилия Федоровна; в Вятской губернии у Петра Варсонофьевича, где была сестра невестки его Пелагея Егоровна с племянницей Софьей Ростиславной и двумя сводными сестрами — Софией Александровной и Маклатурой Александровной.
Губернаторша, сказав два-три слова, наконец отошла с
дочерью в другой конец залы к другим гостям, а Чичиков все еще стоял неподвижно на одном и том же месте, как человек, который весело вышел на улицу, с тем чтобы прогуляться, с глазами, расположенными глядеть на все, и вдруг неподвижно остановился, вспомнив, что он позабыл что-то и уж тогда глупее ничего не может быть такого человека: вмиг беззаботное выражение слетает с лица его; он силится припомнить, что позабыл он, — не платок ли? но платок в кармане; не деньги ли? но деньги тоже в кармане, все, кажется, при нем, а между тем какой-то неведомый дух шепчет ему в уши, что он позабыл что-то.
—
Три месяца я ходила за нею, старик, — сказала она, — посмотри на свою
дочь.
— Вот тут, через
три дома, — хлопотал он, — дом Козеля, немца, богатого… Он теперь, верно, пьяный, домой пробирался. Я его знаю… Он пьяница… Там у него семейство, жена, дети,
дочь одна есть. Пока еще в больницу тащить, а тут, верно, в доме же доктор есть! Я заплачу, заплачу!.. Все-таки уход будет свой, помогут сейчас, а то он умрет до больницы-то…
— Позвольте, позвольте, я с вами совершенно согласен, но позвольте и мне разъяснить, — подхватил опять Раскольников, обращаясь не к письмоводителю, а все к Никодиму Фомичу, но стараясь всеми силами обращаться тоже и к Илье Петровичу, хотя тот упорно делал вид, что роется в бумагах и презрительно не обращает на него внимания, — позвольте и мне с своей стороны разъяснить, что я живу у ней уж около
трех лет, с самого приезда из провинции и прежде… прежде… впрочем, отчего ж мне и не признаться в свою очередь, с самого начала я дал обещание, что женюсь на ее
дочери, обещание словесное, совершенно свободное…
Никонова — действительно Никонова,
дочь крупного помещика, от семьи откололась еще в юности, несколько месяцев сидела в тюрьме, а теперь, уже более
трех лет, служит конторщицей в издательстве дешевых книг для народа.
Раза два-три приходил сам Варавка, посмотрел, послушал, а дома сказал Климу и
дочери, отмахнувшись рукой...
— Поморка,
дочь рыбака. Вчера я об ее отце рассказывал. Крепкая такая семья.
Три брата, две сестры.
Так, не ошиблись вы:
три клада
В сей жизни были мне отрада.
И первый клад мой честь была,
Клад этот пытка отняла;
Другой был клад невозвратимый —
Честь
дочери моей любимой.
Я день и ночь над ним дрожал:
Мазепа этот клад украл.
Но сохранил я клад последний,
Мой третий клад: святую месть.
Ее готовлюсь богу снесть.
Вошли две дамы, обе девицы, одна — падчерица одного двоюродного брата покойной жены князя, или что-то в этом роде, воспитанница его, которой он уже выделил приданое и которая (замечу для будущего) и сама была с деньгами; вторая — Анна Андреевна Версилова,
дочь Версилова, старше меня
тремя годами, жившая с своим братом у Фанариотовой и которую я видел до этого времени всего только раз в моей жизни, мельком на улице, хотя с братом ее, тоже мельком, уже имел в Москве стычку (очень может быть, и упомяну об этой стычке впоследствии, если место будет, потому что в сущности не стоит).
Их всего было человек семь испанцев да
три дамы, две испанки, мать с
дочерью, и одна англичанка.
В дверях гостиной встретили нас
три новые явления: хозяйка в белом чепце, с узенькой оборкой, в коричневом платье;
дочь, хорошенькая девочка лет тринадцати, глядела на нас так молодо, свежо, с детским застенчивым любопытством, в таком же костюме, как мать, и еще какая-то женщина, гостья или родственница.
Вот уже
три года, как он не видал
дочери; из письма Нагибина он узнал в первый раз, что у него уже есть внучка; потом — что Лоскутов умер.
На мельнице Василий Назарыч прожил целых
три дня. Он подробно рассказывал Надежде Васильевне о своих приисках и новых разведках: дела находились в самом блестящем положении и в будущем обещали миллионные барыши. В свою очередь, Надежда Васильевна рассказывала подробности своей жизни, где счет шел на гроши и копейки. Отец и
дочь не могли наговориться: полоса времени в
три года, которая разделяла их, послужила еще к большему сближению.
Старик тревожным взглядом посмотрел на
дочь и
потер свое больное колено. В это время из залы донесся хриплый смех Данилы Семеныча, и побледневший как полотно Бахарев проговорил...
Одна-де такая дама из «скучающих вдовиц», молодящаяся, хотя уже имеющая взрослую
дочь, до того им прельстилась, что всего только за два часа до преступления предлагала ему
три тысячи рублей с тем, чтоб он тотчас же бежал с нею на золотые прииски.
— Нет, выпозвольте. Во-первых, я говорю по-французски не хуже вас, а по-немецки даже лучше; во-вторых, я
три года провел за границей: в одном Берлине прожил восемь месяцев. Я Гегеля изучил, милостивый государь, знаю Гете наизусть; сверх того, я долго был влюблен в
дочь германского профессора и женился дома на чахоточной барышне, лысой, но весьма замечательной личности. Стало быть, я вашего поля ягода; я не степняк, как вы полагаете… Я тоже заеден рефлексией, и непосредственного нет во мне ничего.
Вот-с таким-то образом-с мы блаженствовали
три года; на четвертый Софья умерла от первых родов, и — странное дело — мне словно заранее сдавалось, что она не будет в состоянии подарить меня
дочерью или сыном, землю — новым обитателем.
Подруг у ней было немного, две —
три близких, искателей руки без числа: ведь одна
дочь у Полозова, страшно сказать: 4 миллиона!
Она
три раза благословила
дочь и подала ей поцеловать свою руку.
—
Три года тому назад, однажды, в зимний вечер, когда смотритель разлиневывал новую книгу, а
дочь его за перегородкой шила себе платье, тройка подъехала, и проезжий в черкесской шапке, в военной шинели, окутанный шалью, вошел в комнату, требуя лошадей.
Проходит еще
три дня; сестрица продолжает «блажить», но так как матушка решилась молчать, то в доме царствует относительная тишина. На четвертый день утром она едет проститься с дедушкой и с дядей и объясняет им причину своего внезапного отъезда. Родные одобряют ее. Возвратившись, она перед обедом заходит к отцу и объявляет, что завтра с утра уезжает в Малиновец с
дочерью, а за ним и за прочими вышлет лошадей через неделю.
После смерти Ивана Фирсанова владетельницей бань, двадцати
трех домов в Москве и подмосковного имения «Средниково», где когда-то гащивали великие писатели и поэты, оказалась его
дочь Вера.
Столовка была открыта ежедневно, кроме воскресений, от часу до
трех и всегда была полна. Раздетый, прямо из классов, наскоро прибегает сюда ученик, берет тарелку и металлическую ложку и прямо к горящей плите, где подслеповатая старушка Моисеевна и ее
дочь отпускают кушанья. Садится ученик с горячим за стол, потом приходит за вторым, а потом уж платит деньги старушке и уходит. Иногда, если денег нет, просит подождать, и Моисеевна верила всем.
— Да… Капитан… Знаю… Он купил двадцать душ у такого-то… Homo novus… Прежних уже нет. Все пошло прахом. Потому что, видишь ли… было, например, два пана: пан Банькевич, Иосиф, и пан Лохманович, Якуб. У пана Банькевича было
три сына и у пана Лохмановича, знаешь, тоже
три сына. Это уже выходит шесть. А еще
дочери… За одной Иосиф Банькевич дал пятнадцать дворов на вывод, до Подоля… А у тех опять пошли дети… У Банькевича: Стах, Франек, Фортунат, Юзеф…
Из недвижимого, что останется после вычета вашей восьмой части,
дочерям шесть четырнадцатых, значит, близко половины, а
три восьмых — Лиодору.
Было
три пожара, потом открыли новую городскую думу, причем старик Луковников был избран первым городским головой, потом Малыгины выдали младшую
дочь Харитину раньше старшей и т. д.
Каких ужасов нагляделся и чего только он не вынес, пока его судили, мытарили по тюрьмам и потом
три года тащили через Сибирь; на пути его
дочь, девушка, которая пошла добровольно за отцом и матерью на каторгу, умерла от изнурения, а судно, которое везло его и старуху в Корсаковск, около Мауки потерпело аварию.
Маменька их, генеральша Лизавета Прокофьевна, иногда косилась на откровенность их аппетита, но так как иные мнения ее, несмотря на всю наружную почтительность, с которою принимались
дочерьми, в сущности, давно уже потеряли первоначальный и бесспорный авторитет между ними, и до такой даже степени, что установившийся согласный конклав
трех девиц сплошь да рядом начинал пересиливать, то и генеральша, в видах собственного достоинства, нашла удобнее не спорить и уступать.
С пьяными слезами признавался Лебедев, что «после этого он уже никак не мог перенести, тем паче, что многое знал… очень многое… и от Рогожина, и от Настасьи Филипповны, и от приятельницы Настасьи Филипповны, и от Варвары Ардалионовны… самой-с… и от… и от самой даже Аглаи Ивановны, можете вы это вообразить-с, чрез посредство Веры-с, через
дочь мою любимую Веру, единородную… да-с… а впрочем, не единородную, ибо у меня их
три.
Семейство генерала состояло из супруги и
трех взрослых
дочерей.
В эти последние годы подросли и созрели все
три генеральские
дочери — Александра, Аделаида и Аглая.
Отец Варвары Павловны, Павел Петрович Коробьин, генерал-майор в отставке, весь свой век провел в Петербурге на службе, слыл в молодости ловким танцором и фрунтовиком, находился, по бедности, адъютантом при двух-трех невзрачных генералах, женился на
дочери одного из них, взяв тысяч двадцать пять приданого, до тонкости постиг всю премудрость учений и смотров; тянул, тянул лямку и, наконец, годиков через двадцать добился генеральского чина, получил полк.
— Богу ответите за сироту, Петр Елисеич! — доносился звонкий голос Домнушки через запертые двери. — Другие-то побоятся вам оказать, а я вся тут… Нечего с меня взять, с солдатки!
Дочь у вас растет, большая будет, вам же стыдно… Этакой срам в дому! Беспременно этого варнака Тишку в
три шеи. Обнакновенно, Катря — глупая девка и больше ничего, а вы хозяин в дому и ответите за нее.
Он отказался от небезопасного намерения похитить генеральскую
дочь и даже перестал отвечать ей на полученные после этого
три письма; но задумал сделаться в самом деле наставником и руководителем русских женщин, видящих в нем, по словам незнакомки, свой оплот и защиту.
Я сумасшедшую
три года навещал, когда она в темной комнате безвыходно сидела; я ополоумевшую мать учил выговорить хоть одно слово, кроме «
дочь моя!» да «
дочь моя!» Я всю эту драму просмотрел, — так уж это вышло тогда.
Этим временем в гостиную из задних комнат вошли
три девушки. Одна из них была Рогнеда Романовна, другая —
дочь маркизы, а третья — Лиза.
— Да, я имею
трех взрослых
дочерей, — стонала сентиментальная сорокалетняя домовладелица. — Одну я выдала за богатого купца из Астрахани. Он вдовец, но они счастливы. Дворяне богатые нынче довольно редки; чиновники зависят от места: доходное место, и хорошо; а то и есть нечего; ученые получают содержание небольшое: я решила всех моих
дочерей за купцов отдать.
Вот и собирается тот купец по своим торговым делам за море, за тридевять земель, в тридевятое царство, в тридесятое государство, и говорит он своим любезным
дочерям: «
Дочери мои милые,
дочери мои хорошие,
дочери мои пригожие, еду я по своим купецкиим делам за тридевять земель, в тридевятое царство, тридесятое государство, и мало ли, много ли времени проезжу — не ведаю, и наказываю я вам жить без меня честно и смирно; и коли вы будете жить без меня честно и смирно, то привезу вам такие гостинцы, каких вы сами похочете, и даю я вам сроку думать на
три дня, и тогда вы мне скажете, каких гостинцев вам хочется».
Честной купец призадумался и сказал потом: «Хорошо,
дочь моя милая, хорошая и пригожая: привезу я тебе таковой венец; знаю я за морем такова человека, который достанет мне таковой венец; а и есть он у одной королевишны заморския, а и спрятан он в кладовой каменной, а и стоит та кладовая в каменной горе, глубиной на
три сажени, за
тремя дверьми железными, за
тремя замками немецкими.
Она привезла с собою двух
дочерей, которые были постарше меня; она оставила их погостить у дедушки с бабушкой и сама дня через
три уехала.
Дом был весь занят, — съехались все тетушки с своими мужьями; в комнате Татьяны Степановны жила Ерлыкина с двумя
дочерьми; Иван Петрович Каратаев и Ерлыкин спали где-то в столярной, а остальные
три тетушки помещались в комнате бабушки, рядом с горницей больного дедушки.
Призадумался честной купец и, подумав мало ли, много ли времени, говорит ей таковые слова: «Хорошо,
дочь моя милая, хорошая и пригожая, достану я тебе таковой хрустальный тувалет; а и есть он у
дочери короля персидского, молодой королевишны, красоты несказанной, неописанной и негаданной: и схоронен тот тувалет в терему каменном, высокиим, и стоит он на горе каменной, вышина той горы в триста сажен, за семью дверьми железными, за семью замками немецкими, и ведут к тому терему ступеней
три тысячи, и на каждой ступени стоит по воину персидскому и день и ночь, с саблею наголо булатного, и ключи от тех дверей железныих носит королевишна на поясе.